«And into my garden stole, 
When the night had veild the pole.»

...Однажды давно, в те времена, когда еще не изобрели мастербол, легенд никто не стремился покорить, а мир находился на острой грани равновесия, жили двое братьев. Рожденные в один день — одинаковые по крови, но разные по стихиям. Тот, что звался Ветром, был старшим и более спокойным. Он стремился к оттачиванию техник, знаниям, и поэтому его можно было увидеть в тени стеллажей библиотеки. Его младший брат — Дождь — являл собой полную противоположность. Торчик, как и подобает огненным покемонам, был шумным, веселым и больше предпочитал практику теории страниц. Братья часто ссорились по этой причине, но всегда мирились. Или могли уладить спор поединком. Шуточным, конечно. Но уже тогда старший брат считал свои приемы боя совершеннее. Пыл младшего не давал ему сдаваться и подтвердить правоту.
А еще братья любили отдыхать в мамином саду, между цветов и прохладой зелени.



Но в саду притаилось зло. И имя ему было — Гордыня. На этот раз принявшая облик прекрасной розы.
Не знал ни один из братьев, на что способна она.
И как-то, после очередного боя, старший братец услышал чей-то голос — вкрадчивый, но похожий на собственный. Гордыня говорила с ним из погибшего цветка, и слова ее убедили Ветра в непобедимости.



Завязался бой. И удары деревянного меча были столь болезненными, сколь сильными. Лапа уверенно сжимала рукоять, и вскоре, с помощью сладкой лести, что пахла разнеженными на солнце розами, брат оказался повержен безоговорочно.
Ветер ликовал.



Гордыня так возросла, что вознесла побежденного до небес, а лепестки цветов окрасились алым цветом углей, что догорали теперь в душе Дождя.
Ведь в чем было дело: младший брат не против даже уступить победу, если это будет нужно старшему. Их поединки, которые они вели с самого детства, были способом общения, а чтобы не ранить друг друга собственными типами — велись на игрушечном оружии. Бой должен был научить их не только нападать, но и вести оборону — в мире было зло, которое иногда не выходит победить сильной типовой атакой.
...А еще была мама, которую отец велел защищать, если его не окажется рядом.



И тогда обгорели путы под огненными перышками, а в это время, будучи предоставленный самому себе, Ветер осознал свое одиночество.
Теперь он был лишь половинкой — со сколом на одной стороне, и никто больше не мешал чтению, и никто не способен был поравняться с ним в силе.
И услышал он голос Гордыни, который велел — забудь, ведь силы лишь ты один достоин.



В душе Ветра, однако, поселилось сомнение. Его сердце уже немного зачествело, и было твердым, точно переплеты его любимых книг, а вот сердце брата — большое, горячее, и любви в нем хватило бы на двоих. Поэтому из-за любви он всегда стремился быть ближе.
...Вернувшись к кусту, где рос говорящий цветок, Ветер увидел брата, дающий отпор. В одиночку, конечно, ему было не справиться, и пришлось прийти на помощь.



Так, вместе скрестив мечи, близнецам удалось подавить древнее зло, и увядшие лепестки рассыпались под лапами. Роза погибла, а оковы шипастых лоз спали с души Ветра.
Лишь вместе, рука об руку, можно справиться с тем, что невозможно одолеть одному. Будь то гнев, гордыня или лед одиночества.
Теперь у братьев все будет хорошо.

(До тех пор, пока Гордыня будет подавлена, а не даст в черством сердце всходы — но это история для другого раза.)

(похожи, неправда ли?)

Стоило съехать по склону, как темнота обняла мягкими бархатными крыльями. Нужно быть немного рискованным, чтобы стать тренером покемонов — никогда не знаешь, кого встретишь в высокой, царапающей руки, траве. Раттата? Хорошо. Шайни? Тоже неплохо. Неожиданный и желанный иви, ловко отбивающий каждый покебол, к нему применяешь какой-нибудь сон, паралич, отборные ругательства, мольбы и совсем капельку везения. А еще нужно быть немного отважным, крепким и никогда не сдаваться. Тренироваться, проходить испытания, помогать окружающим, возможно, терять родителей, позволить старшему братцу наделать дел... В общем, много всего, и в один момент ты находишь себя, закалив в многочисленных битвах, обтесав о чужие советы и дружбу, может даже состязания. Покемоны — своеобразная игра, и никогда точно не знаешь, какие на руках окажутся особи-карты. Нужно научиться читать противников, еще лучше — предугадывать атаки, ходы, помнить о слабых и сильных сторонах типов. Держать лицо, иногда блефовать, используя грязные приемчики, вроде атак по TM или HM. Песок в глаза, туман на поле боя, и все прочие прелести. А еще нужно терпение и любовь, чтобы воспитывать покемонов. Вы работаете в одной команде, и ты, десятилетний ребенок, не более чем марионетка, на нитях привязанности от умиления живым существом, что позволило себя поймать.
Тебе приходится подстраиваться под нужный тип, впуская в свое сердце все больше этих милых зверей.
Таковы правила. Это заранее нечестная игра. Тебя водят на поводке доверия, и вот ты уже влюбляешься в местных легенд. Это не покемоны существуют в твоем мире, это тебя впустили в чужой, изумительный и волшебный. Иногда случаются настоящие чудеса. И ты срываешь джекпот.
Данте был тем человеком, который в свое время поймал Палкию в простой покебол. Не с первого раза, когда у него закончились ультраболы, грейтболы, смеркалось, у покемонов-напарников осталось по паре очков здоровья, а на ладонях находились мастербол и покебол.
Ему повезло.
Палкия тоже был измотан поединком, еще этот мальчуган с серебристыми волосами шутил, язвил, предпринимал какие-то нестандартные ходы. А затем пошел ва-банк.
Капелька везения, помните?
С тех пор они были вместе, а их жизненные пути крепко переплетены. Простого (почти) человека и бессмертного создания, открывшего свои глаза вторым во Вселенной, когда под эластичной кожей пульсировало хаотично время, а тело не решило, какую из форм ему принять. Только пурпурные облака туманностей.
Но сейчас ставшей родной легенды Синно не было рядом.
Что-то необычное было здесь, в воздухе, а грунт острова Одинокий (пожалуй, Вергилию бы понравилось это название) скрипел под сапогами затвердевшим пеплом. Не похоже, чтобы здесь дремал вулкан. И в темноте впереди крошилась, шуршала, лизала серым языком подошвы серая земля. А с неба сыпались хлопья снега.
Парочка снежинок преземлилась на руку, и мужчина провел пальцами, смахивая непрошеных гостей. На коже остался темный росчерк. Данте усмехнулся, подняв голову. Снег не то, чем кажется, профессор не тот, за кого себя выдает — существовал ли он на самом деле, хороший вопрос, кто знает, Данте (сейчас в шутку) никогда не уверен в себе.
Эмполеон сиянием лезвий вспарывает ночную мглу, а снежинки налипают кляксами на темные гладкие перья, портя идеальный костюм. Данте усмехается незаметно, справедливость, кажется, наконец восторжествовала. Покемон явно испытывает острую неприязнь к этому пепельному снегу, но всем своим видом выражает спокойствие. В плавном шаге, в беспристрастном лице.
Пока лагерь спит, можно было попытаться залезть в руины древнего храма, но на Данте была возложена некоторая миссия.
«Может быть тебе удастся наловить мне несколько сов.»
Не вопрос, не просьба — распоряжение, возьми и принеси, без оглядки на то, как загружен твой график или какие неотложные дела стоят перед тобой. И Данте, конечно, поехал.
Совы здесь водились самые необычные: ледяные и ранее неизвестные, ох уж эти далекие регионы, куда редко ступает нога тренера. Темные совы носили, подобно эмполеону, на своем оперении рубашки в полоску, а на грудке — след одной из мастей.
Черви, трефы, бубны и пики — лишь одни из карточных имен.
Четыре птичьих племени, точно орикорио, были одним видом, но разные по рисунку на груди, и, вероятней всего, могли враждовать между собой, подобно мафиозным кланам. При костюмах, вздыбленных хвостах, красные союзничали с красными, а черные масти с черными. Только бизнес, ничего личного, так говорят в фильмах про мафиози?
Данте щурился в темноту, пока не заметил краем глаза неуловимые трепыхание — совы на больших мягких крыльях были бесшумны, и способны воротить под покровом ночи любые темные дела.
Он не ошибся — пара янтарных глаз плавно оторвалась от созерцания по сторонам, останавливаясь на небрежно расстегнутой пуговице рубашки поло. Горло мужчины непозволительно обнажено, и только эмполеон рядом уберегает от взмаха когтей. Пингвин как раз крылом прикрыл его — инстинктивный выпад, чтобы умерить неукротимый пыл Данте. Напарник выглядит достаточно солидно и представительно, чтобы сова проявила профессиональный интерес. Они могли бы обменяться номерами ателье, например, чтобы менять вместе оперение после линьки у одного портного.
— У меня есть предложение, — начинает Данте, обойдя крыло по дуге, и подняв ладони в жесте примирения, демонстрируя отсутствие покеболов, — от которого ты не сможешь отказаться.
Темный силуэт совы, точно плоский и совсем необъемный, теряется в тенях, чтобы затем вынырнуть совсем рядом, аккуратно шагая по снегу. Редкий лунный свет сбрызгивает птицу, заостряя контуры. Покемон выглядит серьезно, федоры на нем нет, но богатое воображение без проблем дорисовывает картину. Сова пристально смотрит, и мужчина достает из сумки, висящей на плече эмполеона, колоду карт.
Сова вновь отступает назад, исчезая из вида, чтобы возникнуть на камне неподалеку. Кажется, это приглашение. И Данте его принимает.
Импровизированный стол достаточно плоский, чтобы карты держались на каменной поверхности. Эмполеон, превращенный в молчаливого крупье, сдает, а Данте готовится делать ставку.
Валюта в играх покемонов разумеется существует. Обменяв на деньги вы получаете местный аналог фишек, они имеют разный цвет, как и стоимость. Поэтому из той же сумки Данте вытаскивает покебол и кладет по центру. Если точнее, это квикбол, и он достаточно дорогой, а яркое сочетание бирюзового и желтого, приводит сову напротив в восторг.
— Проиграешь — идешь со мной.
Мафиози согласно кивает, сгребая карты профессионально крылом, делая знак эмполеону, и следующая карта порхает к нему.
Игра нравится обоим, хотя Данте давно не сидел за столом, обтянутым зеленым сукном, и в последний раз, когда он играл, Леди пришлось в него выстрелить... Но это совсем другая история. Видно, что соперник пока согласен играть честно. Пока. С темными покемонами стоит быть настороже.
В первую раздачу сова собирает каре на вальтах, а Данте — сет на шестерках. Комбинация птицы сильнее, и квикбол теряется где-то в оперении. Янтарные глаза горят азартом, и крупье тасует карты заново.
Раздача, Данте снова выуживает из недр сумки покебол, на этот раз — алый черишбол, который еще дороже предыдущего. Но мужчина проигрывает и его. Идет третья раздача, эмполеон задумчиво мешает стальными когтями колоду, пока ладонь не совсем уверенно являет на свет премьербол. Тратить его в планы не входит, но задобренная Фортуной, бдительность совы усыпляется. На этот раз, когда рубашки переворачиваются, перед эмполеоном и Данте появляется стрит-флэш: это порядок масти пик по возрастанию от пятерки до девятки. Перебить его способен разве что...
— Рояль-флэш.
Данте отзеркаливает довольную усмешку, элегантно переворачивая карты лицом вверх. Десять, валет, дама, король, туз — тоже пики, черные, как оперение птицы, пришедшие волей случая, самая крупная комбинация из возможных.
Кардрикс оскорбленно сметает карты на землю, отворачиваясь.
— Теперь ты идешь со мной, приятель.
Эмполеон милосердно предлагает покебол — игра есть игра, кажется, никто не пострадал сегодня, кроме птичьей гордости.[/url]

«Если птица в клетке тесной —
Меркнет в гневе свод небесный.»
— Есть одна сказка. Про рыцаря, птицу, кота и...
Ти перевернулся на бок, чтобы смерить Грифона усталым взглядом.
— Ты уже рассказывал ее. Может, расскажешь что-нибудь еще?
Покемон всплеснул крыльями.
— Но ты никогда не дослушивал до конца.
Тони посмотрел на Грифона так, будто видел его впервые: он всегда рассказывал одно и тоже, это было еще одним воспоминанием? Ведь... Он видел этого «рыцаря». И видел его в себе. Видел узкие коридоры замка и зеркало. Видел изумрудную броню и огонь, эту броню сломивший. Он языками пламени проникал под нее, точно разрушая проклятье. А что было дальше Ти действительно не знал. Он отключался под голос Грифона, и кошмары почти не посещяли.
Почти.
В животе — пульсировало, билось что-то почти живое, застрявшее там. Он помнил о видении с мечом... Это был его меч? Или брата? Они ведь с ним всегда тренировались, чтобы не уступать по силе и реакции покемонам — Самуротт, Хонэдж, Эгислэш... Они проводили тренировки на деревянных мечах, чтобы лучше понять движения покемонов. Выпады, контратаки, блокировки... И лучших наставников, чем покемоны-мечи было сложно найти.
Небо хмурилось, а один из мальчиков поверженный лежал на траве. В воздухе пахло сыростью и победой. Меч покорно нависал над ребенком, будто понимал своего хозяина без слов. У того было уже несколько хонэджей, как красиво они выполняли «танец мечей»...
Тони вздохнул, ему все равно сегодня вряд ли удастся уснуть: все внимание и силы занимала дорога на новый регион, Калос. Это был не очень большой материк, а реки рассекали земли региона голубыми шрамами. Что принесет ему Калос? Новую боль?
— Ладно, — сдается мальчик, — продолжай свою сказку.

Про рыцаря, птицу, кота и...
...Создание, которое звали Кошмаром. Он будто был искусственным покемоном, генетическим экспериментом, как мьюту, иви, дитто... Оно меняло свое тело, свою структуру, тип атак.
Ледяной, стальной, электрический, темный, летающий... Будто творение этого замка, воплощение всех страхов.
И вместе с их помощью рыцарь охранял замок на скале. Море бросалось на скалистый берег, и только безрасудный тренер покемонов отважился бы идти туда, где кишили призраки и темные покемоны.

Ти помнил эту часть: кот по имени Тень ластился у ног, а птица постоянно говорила вместо рыцаря, верно неся ему службу. На устах рыцаря лежала печать молчания, а по коже змеился рисунок вен — там бежал контроль страха, давая силу и отнимая собственную личность. Рыцарь оказался в подчинении у некого злодея, который хотел впустить хаос в этот мир: одинокий остров служил вместилищем легенды. Которая вполне могла допустить, чтобы земля захлебнулась в пламени и магме.
Первой остановкой Калоса оказался... Заброшенный отель.
Прекрасное место, стоящее в одном ряду с Лавендерской Башней и выженным поместьем. Разрушенное, точно его коснулось землятресение или нападение кого-то... Огромного, могущественного. Обломки стен не могли ничего сказать, но после гастли дети перестали бояться. Страх испарился из их душ, стал каким-то бледным воспоминанием. Здесь же водились не только призраки.
Грифон забрался на люстру под потолком.
В основном дети с увлечением пошли копаться в мусоре: оставленная техника и ожившие мусорные мешки — были явно не самыми опасными обитателями.
Тони, оглянувшись, растворился во мраке коридора.

— Но однажды, — продолжил Грифон, — остров навестил опытный тренер. Алый плащ струился за ним, у него был верный меч, а еще кое-кто боевой для ближнего боя.
Блазикейн освещал теплым светом вокруг себя пространство. Замок окрашивался тенями, и пока можно было различить еще дорогу. Крутая высокая цепочка лестниц вывела тренера к спальне...
Где за зеркалом спал Рыцарь.
Отразившись в нем, тренер пробудил того, кто был тесно связан с этим мрачным давящим местом. Они не стали биться в затхлой спальне, и вышли во внутренний двор.
Тренер с трудом, но победил своего оппонента, и тот вынужден был отступить.
Рыцарь увидел на шее тренера медальон, и что-то внутри него всколыхнулось...

Ти задрал голову: фрагменты стен выглядели не особо надежными, где-то завалив коридоры и перекрыв дальнейший путь. Грифон молча принял просьбу о помощи, и юноша, зацепившись за лапы, преодолел завал. Дальше по воздуху было нельзя, и пришлось скользить в крохотный просвет, пачкаясь.
Опершись на трость, Ти свернул, оказываясь в холле, где все так же зловеще торчали огромные люстры, стены были покрыты сетью трещин, зато запах мусора здесь уже не разносился.

Покинув замок, выйдя во двор и пройдя небольшое кладбище, тренер побывал в оранжерее. Там, конечно, стали нападать призраки, стараясь отрезать от него кусок-другой. Но он одолел и их, а еще были ящерицы и ядовитые...
Рыцарь следил за ним: он наблюдал, он был рад, что нашелся равный по силе с ним тренер.
И дойдя до беседки, выходящей на грот в глубине острова, тренер снова оказался затянутым в поединок.
Он почему-то не стал ничего говорить, твердо решив, что второй поединок станет финальным.
...Ты слушаешь, Ти?
Юноша побледнел, притворившись спящим; его затрясло.

Коридор, выложенный плиткой в ромбы, мелькал под ногами, а стук трости уходил в высокий звон. Это место когда-то было фешенебельным и солидным. Сейчас здесь валялся мусор, зияли дыры в орнаменте на полу, а литвики плыли по воздуху, обдавая призрачным синим свечением сползшие обои.
Ти вскарабкался наверх, преодолевая очередной обломок стены, мягко приземляясь с помощью Грифона. Здесь было слишком темно, а свет нехотя проникал в извилистые коридоры. Сейчас место обжили панки, прочие неформалы и экстремалы, которые не против трюков на скейтборде. Интересно, что же здесь все же произошло? Что за трагедия? И почему владельцы просто не отстроили отель заново? Будто само место было проклято.
Пройдя распахнутые двери, Тони оказался перед ступенями. Поднявшись, он оказался в просторном холле, где и окна были, и лохмотья штор, и остатки мебели — былого величия красоты этого места.
А в центре зала из сумрака мерцала лезвиями фигурка... Человека? Нет, кажется, лишь покемона.

Грифон продолжал, и липкий страх уже заключил мальчика в кокон.
Перед самым сложным поединком, с Кошмаром... Тренер снова вернулся в замок, пройдя по узкой дорожке по склонам, миновал подвесной мост, центральный холл, и винтовые лестницы наверх.
Это пространство с троном больше выглядело как зал для званных ужинов, где когда-то играли вальсы, а к хозяину замка ходили на поклон. Здесь устраивали празднества и танцы — и сейчас, в призрачном лунном сиянии, танцевать придется тренеру. Блазикейн выступил вперед, его перебинтованные кулаки были объяты пламенем.
— Человек с достоинством и честью, мне нравится это, — с чувством выпалил тренер, — но ты служишь тьме, чем позоришь себя.
Лампы по кругу вспыхнули бледным голубым сиянием, а Рыцарь наконец обнажил свое лицо, дав тренеру возможность узнать его.
Лиловый плащ развевался за ним, а кожа была обезображена переплетением голубых вен: точно повторяющих рисунок на Ивельтале, легенде, что приносила хаос в мир живых.
Хонэджи возникли над Рыцарем, их было много, и тренер приготовился к напряженному поединку. Блазикейн встал в стойку, приглащающе подзывая к себе кулаком.
Рыжие искры летели во все стороны, сопровождаясь звоном металла...

Поньярд, сверкнув лезвиями, бросился на Ти. Он был быстрым, чертовски быстрым, и пришлось вложить все силы, чтобы отбить нападение: блокировать тростью, лезвия со скрежетом проезжаются по ней.
Отскочить, перекатиться. Покемон явно ждал кого-то, кто разделит с ним радость поединка. Он был одних из мрачных стражей этих мест, а помощь в лице Грифона обратилась в тень на парапете, любопытно наблюдая за происходящим.
— Неужели, он и есть?..
Птица любопытно склонила голову к крылу.
Сражение вызвало прилив адреналина в кровь, а руки будто вспомнили забытые приемы. Трость повернулась в ладони, поворот — столкновение, искры, Ти видит свое мутное отражение на лезвиях. Этот покемон был создан, чтобы сражаться: бездумно, на уровне инстинктов, и оттачивать свое мастерство. Точно безмолвный черный рыцарь, опытный самурай, он проверял покемонов на прочность, но сейчас в спарринг с ним вступил тот, кто действительно умел сражаться.
Трость сверкалала, привлекая внимание. Ти держался на ногах, Ти парировал, Ти отвечал, забыв о моменте ловли. Страха не было, разум затопило какое-то необъяснимое желание: здесь и сейчас, победить и не дать себя обойти.
Он потерялся в себе.

Удар, еще один... Броня на рыцаре становится скорпулой, которая крошилась под огненными кулаками.
Ни хонэджи, ни огромный эгислэш, ни бишарп с могучими длинными лезвиями не стали преградой.
И тогда Рыцарь пал.
У него из-под брони тоже показался амулет.
На той половинке амулета, что достался тренеру от матери, красовалась гравировка: «Вергилий и Данте». Кажется, это был подарок на их общий день рождения.
И Рыцарь обратился в прах, проклятие с него спало: осталось изнеможденное пленом тело, он тренировался, чтобы суметь подчинить своей воле легенд.
Будь то Ильветал или Диалга.
Но в погоне за силой он утратил себя.
И теперь... Исчез.
Тот тренер оплакивал давно утраченного брата, и шел до этого момента, чтобы спасти его. Но было ли то, что можно еще спасти?
Убрав длинного хонэджа в покебол, тренер сжал вторую половинку амулета. Он столько прошел, чтобы вновь ощутить вкус утраты.
Его звали... Тони Редгрейвом, он скрывался под псевдонимом, чтобыон региональные группировки не могли выйти на него. Но настоящее имя было сложно стереть из мира, по которому он столько прошел. Этим именем было...

— Данте.
Имя сорвалось с губ Ти само по себе, когда, резко повернув трость в ладони, он парировал очередную яростную атаку. Под рукой в этот момент оказался лишь сафарибол, когда разум приобрел ясность, а глаза четко вырисовывали картинку помещения.
Покемон был оглушен, не смог сопротивляться тяге покебола.
Ти устало согнулся, сразу ловя пол тростью, а себя бросая на нее.
Он вспомнил его имя. Имя, которое он увидел в Башне на памятной табличке, напомнило о нем. И теперь он, забыв свое, носил псевдоним брата, обезопасившись им.
Грифон с восторгом взмахнул крыльями.
— О, хо-хо, а ты не так прост, как кажешься.
Ти посмотрел на него сквозь серебристую челку.
— Ты... Знал об этом. Знал...
— Мы связаны, малыш. И как во мне, есть частица тебя, в тебе — часть болезненных моих воспоминаний. Только... Иное лучше держать недосказанным. А некоторые двери держать запертыми.
— Я так... Слаб.
Грифон ухмыльнулся.
— Приготовься, ты ведь начинаешь вспоминать себя.

«Радость, скорбь — узора два
В тонких тканях божества.
Можно в скорби проследить
Счастья шелковую нить.
Так всегда велось оно,
Так и быть оно должно.
Радость с грустью пополам
Суждено изведать нам.»

«Маленький мальчик, устало бредущий
Вслед за болотным огнем
Звать перестал...»
Темнота сгустилась, обступила со всех сторон, превращаясь в теневой коридор с плотными стенами.
Воспоминание нахлынуло, погребило под собой смертельной волной.
Ти выдохнул.
Он не мог разглядеть ничего, даже собственных рук. Старое поместье проглотило, будто его заполнили призраки, способные навевать иллюзии. Но здесь, на острове, водились лишь ядовитые покемоны. Или огненные.
«Здесь был пожар, — сказал вожатый бесцветно.»
В особняке случился пожар, который выгнал отсюда любую жизнь. Не было больше танцев, пышных банкетов, радостного смеха — лишь темнота, рваные обои, дырявые полы. Копоть въелась в нутро дома, стала жить здесь, а заодно притянула облака ядовитых коффингов, скопления зловонной слизи граймеров. Косые тени, освещавшие галерею из разбитых окон, придавали чарующий вид. И это место тоже не было для детей безопасно — брошенное, наполненное ядовитыми испарениями и угольками огненных покемонов.
Огонь съел сердце поместья, обескровив его. Жизнь потухла, лишившиеся крова люди — или человек — ушли, оставив свидетелей происшествия на своих местах. Гобелены, резные окна, коллоны и статуи — молчаливые стражи покоя. Прекрасное место, чтобы спрятаться. На чердаке, должно быть, свили гнезда морские птицы. Но огненные...
Ти поймал уже гроулита, еще коффинга... И вот теперь, заметив блеск впереди, рванул к нему. Огонек плыл по темноте, а дальше... Дальше тьма заключила его в объятия. Ни звуков, ни красок... Только зловоние. Видимо, коффинг, которого он поймал, выбрался из сафарибола, или за ним пришли на выручку. Словом, запах стоял ужасный, и он снова попытался осмотреть ладони.
Теперь они были закованы в изумрудную броню.
«Что?!»
Виски заболели; он напоминал видом Рейквазу, только за спиной еще был фиолетовый плащ. Темнота теперь расступилась вокруг, и словно признала своим.
И появился свет, и зазвучала музыка... Тревожная, с отголосками органа и звуков карнавала? Тяжелая, как шаг незванного гостя. И Ти двинулся вперед.
«В., Д., С Днем рождения.»
В солнечном сплетении вспыхнуло маленькое солнце — оно было оплетено сталью, как из старой сказки про братьев. Подарок от матери? Почему Ти кажется это правдой?
Амулет горел в сумраке ярче всего, и почему-то... Будто тянулся куда-то. Ти двинулся по лестнице.
Пропасти ртов каминов, где темнели угли, открывались перед ним. Пожар, пожар... Тигр, тигр... Кто занес пламя? Поджог? Покемон, силу которого пытались обуздать? Может, здесь жил одинокий коллекционер, и в его руки попал легендарный огонь... Молтрес, вызывающий извержения вулканов. Хо-ох, исполняющий желания. Энтей... Или кто-то еще... Может, это было пламя дракона?
И вспыхнули занавески, огонь размашисто слизнул мебель, а за ней — другие комнаты, вырвался диким зверем в коридор.
Под броней стало душно, почти так же, как на вулкане, закружилась голова.
«Прячься, и не смей вылезать. А я пойду найду В...»
Клочок воспоминания из прошлой жизни вспыхнул и растворился в огне. Дома был пожар, в месте, похожем на дом, он тоже был...
«Мама?»
Амулет вел по коридорам, этажам, галереям... И был лишь мрак, сырость, ядовитые облака лилового цвета.
Внезапно все погасло, и Ти замер под портретом — фигур было несколько, но из-за высоких температур краски вылиняли, а сажа доделала свое дело. Невозможно было узнать, кто изображен. Семья? Одинокий граф? Прекрасная хозяйка этого места?
Амулет больше не горел. Ти обернулся, пытаясь отыскать выход. Внезапно из коридора показалась искра — всполохи пламени, яркие, мерцающие, переливающиеся. И мальчик бросился за ним, словно за мотыльком, как за путеводной нитью, готовой выскользнуть из рук...
Снова были лестницы и подъемы, залы, вспышки молний в зубастых окнах, пролеты и узкие коридоры.
Медное пламя замерло у зеркала.
Ти ступил к нему, жмурясь — таким ярким оно было. И почувствовал, что обжегся.
Он поднял голову, встречаясь глазами с отражением. В нем он увидел другое, не свое лицо. И пламенные руки, тянущиеся к нему.
Зеркало разбилось.
Ти упал, проваливаясь в пустоту.

Ти упал.
Грифон сразу же засуетился рядом.
— Эй, Ти! Ты меня слышишь?
Он упал на спину, под ладонью хрустнуло.
«Осколки?»
Под рукой оказался сломанный гроулитом, с необычным внешним видом, сафарибол. Второй же, качнувшись, щелкнул прямо перед ним.
— Он не хотел выпускать нас.
Точно, гроулит перегродил выход наружу из поместья. Второй пес за сегодня вводил его в заблуждение, и он снова видел картинки из предыдущей жизни.
— Все в порядке, — Ти сгреб сафарибол рукой, ищя трость взглядом, — нам пора возвращаться.
Грифон потянул вверх за плащ, уже вечерело, в лагере ждал вечерний костер.
Ти казалось, что это место он увидит снова.
«Мальчика взял он и краткой дорогой,
В сумраке ярко светя,
Вывел туда, где с тоской и тревогой
Мать ожидала дитя.»

Когда вожатый объявил, что хочет послушать рассказы детей о доме, о снимках тех мест, откуда они приехали, мальчик с птицей как-то сразу поник и стал молчаливее обычного. Он понял задание, вежливо попрощался и удалился от костра. Другие дети начали наперебой рассказывать и показывать, что у них «во-о-от такие деревья» или «высоче-е-енные горы». Это здорово отвлекло, и кто-то начал искать фотографии, а кто-то сделал еще проще — нашел картинки похожих мест. Уютное кафе, лес, стройные ряды домиков, пляж... Ограничений не было, детей увлекла ностальгия и тоска по родителям.

— Мам, он съел мой шоколад... У него был свой.
— Но я хочу твой тоже.

Ти вздрогнул. Детские голоса в голове звучали как те, которые он слышал вокруг. У него когда-то тоже были родители, был брат... Кажется. Но воспоминания заволакивало пепельными хлопьями — последствиями пожара. Он потер виски, вздрогнул под порывистым ветром.
Грифон нагнал его и опустился на землю.
— Что будем делать, Ти?
Тони не знал. Он появился не зная откуда, не зная, кто он. Он очнулся на кладбище домашних питомцев в Башне Лавендера месяц назад. За месяц успел побывать в Синно, пытаясь обнаружить Гиратину. Понять, что произошло, кто он. Но легендарный покемон ускользал, как правда, ветром сквозь пальцы. Дома не было... А если когда-то и был, он не помнил в каком регионе, и кем были его родители. Он помнил обрывки информации, жалкие клочки воспоминаний. Детство было наполнено солнцем и играми на заднем дворе. А еще мама рассказывала истории... И с одной из них, очень похожей, он столкнулся в Сноупойнте. «Миллион Удовольствий» просили обратный адрес, а еще имя, фамилию... Теперь вожатый требует срывать покровы.
Хотя даже «Миллион Удовольствий» не знают, откуда он. Персона вожатого была окружена мифами... И могли дети довериться ему? Ти не был уверен — он был загадкой, и подозрительно относился к другим. Но вожатый шел к Гиратине, и, возможно, Ти с его помощью тоже сумеет добраться до разгадки.
Ти мысленно перенеся в Сноупойнт — портовый город на самом севере региона Синно, где всегда шел снег.

Снежинка опустилась на ладонь и растаяла.
Мальчик встряхнул волосами, повел плечами и вытащил кроссовок из сугроба, продолжая идти.
— Тебе не холодно, Ти?
Тони редко улыбался, но сейчас, видя здания, укутанные белым одеялом, автомобили, дороги — позволил улыбке осветить лицо.
— Это похоже на волшебство.
И в самом деле: деревья, дома, горы вдалеке, — выглядели, как с праздничной открытки, покрытые слоем белой глазури. Здесь было спокойно и тихо, хотя местные поверья ходили разные. Был у вселенной создатель — Арцеус, и он сотворил других богоподобных легенд. Островной регион поднялся из воды. Гиратине доверилось охранять другое измерение, Диалге и Палкие — пространство и время. А под землей обитает покемон, который способен сдвигать материки. Хитран живет на хребте, разделяющий Синно почти пополам. Есть и хранители озер, и прекрасный покемон, символизирующий возрождение и цветение.
В Сноупойнте люди делились историями, любили туристов и активно звали на горячие источники. Кажется, хозяйка гостиницы первой обратила внимание на цвет волос мальчика. Они были серыми, словно покрытыми сединой, и тому стало неловко. Хозяйка же принесла горячее какао и рассказала одну историю.
Жила когда-то богиня Солнца, одаривающая светом своим все живое. Она была полна энергии, красива и любима за милосердие и доброту. Ее золотые волосы струились до самой земли. Но сердце богини было пустым — к ней сватались разные боги и богини. Были бог Морей и богиня Земли, но богиня Солнца оставалась с ними в дружеских отношениях. Пока однажды она не увидела бога Луны: он был так же ослепительно красив, могуч и... Одинок. Его волосы серебрились, но он был так недосягаем от богини Солнца... Они встречались тайно и очень редко, дважды в день. Они полюбили друг друга, и от этой любви родилось двое сыновей близнецов. Бог Ветра и бог Дождя. Они росли дружно, иногда лишь ссорясь по пустякам. А когда они затеивали драки, начинался снег. Все тогда понимали, что нужно мирить близнецов, и мать крепко их обнимала. Но в один день богини Солнца не стало... И сыновья долго оплакивали ее гибель. Чтобы закончить на земле потоп, град и снегопад другие боги сделали двойной амулет, заключив туда силу погибшей богини, и братья помирились. Бог Луны же... Исчез. Он скорбел и построил себе далеко поместье, и лишь изредка мы видим свет оттуда... Но когда луна пропадает с небосклона, детей и покемонов касается Даркрай — повелитель кошмаров. Говорят, сам сошедший с ума от горя бог Луны спускается в этом обличье на землю. И лишь Кресселия способна остановить его...
— ...Поэтому считается, что тот, у кого серебристые волосы — потомок тех детей.
Ти обнял кружку ладонями и поблагодарил за историю. Он не сказал, но слышал ее раньше, от своей мамы. Это была одна из любимых сказок перед сном у него с братом. Только в ее варианте богиня Солнца томилась на земле, а бог Луны лишь изредка навещал ее.
Он читал брату отрывок из стихотворения про ангела:
«Вернулся вскоре ангел мой —
Страх не пускает в мой покой, —
И не увидит никогда,
Что голова моя седа.»
Брат проницательно спрашивал у мамы, почему ее волосы были золотыми, а у них — цвета молока? Мама всегда смеялась.
Теперь Ти не покидало ощущение, что мама будто бы рассказывала правду.
Он поблагодарил хозяйку и отправился на ночную прогулку — местный храм уж очень манил к себе. Грифон бесшумно парил невысоко, или приземлялся на плечо, стряхивая снежинки с крыльев. Снег шел спокойный, плавный, значит те братья... О чем-то разговаривали. Может, делились друг с другом тем, что увидели за день. Ти повернул на светофоре, перешел дорогу и скользнул вдоль витрин, где по ту сторону царил уют и запах кофе. Он чуть не столкнулся с девушкой, которую сопровождала милая скитти в шапочке. Ти извинился и пошел в сторону храма.
Там должен был быть вход в катакомбы, подземную часть региона, а в пещерах водились Реджи, управляющие тектоническими плитами и материками...
Ти остановился у деревянных ворот — письмена говорили, что это место почтения богини Солнца. Он набрал грудью морозного воздуха, нащупал тростью опору и шагнул вперед.

— Так что будем делать, Ти?
Ти не знал Сноупойнт, не рос там, но место пленило его и заворожило. Он отправил письмо оттуда, а сейчас нашел открытку с воротами в тот самый храм.
Сердце пропустило удар.
От снимка веяло спокойствием и умиротворением. Сноупоинт именно таким открылся для него. Он облизал губы, теперь уверенный в том, какую историю расскажет по заданию (немного подозрительного) вожатого.

«Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах...»
В лагере давно объявили отбой, но Ти, нырнув с головой в спальный мешок, высвечивал фонарем страницу в книге. На гравюре был изображен зверь, отдаленно напоминающий легендарного покемона Райко.
После Башни Левендера мальчик нашел книгу, и жадно принялся читать стихи, желая отыскать ответ на пожелиевших страницах. Она словно появилась вместе с ним, или кто-то принес ее на могилу покемона — может, зверь любил поэзию. Грифону, кажется, не очень нравилось.
«Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?»
— Слишком мудрено, — комментировал Грифон.
Или.
— А есть стихотворение про птиц? — и тыкался клювом в обложку.
Мальчик пока не видел стихов про птиц, в основном это были лирические и религиозные мотивы. Он много не понимал, но душа интуитивно тянулась к этому, он не знал причин. Грифон нахохлился и устроился сбоку. Ти засыпал всегда с книгой на груди, утомившись от чтения, ведь иначе его одолевали кошмары.
Кошмары вязкие, как смола.

Утром отряд вывели гулять на маршрут, где тянулась грунтовая дорога, а подальше виднелись густые заросли нетронутой травы. Ярко светило солнце, и ничего не напоминало о вчерашних лабиринтах надгробных табличек и плит. На земле блестела роса, Грифон разминал крылья: кружится в воздухе с радостными возгласами. Он жутко красивый, хоть и ужасный болтун. Зевнув в кулак, Тони встрепенулся плечами: ранние подъемы были не для него, но ночи переносились с трудом. Он предпочел бы спать, когда восходит солнце, но в лагере были другие правила.
Потянувшись, мальчик принялся испытывать новую обувь: осмотрев, чем занимаются другие, уверенно шагнул в траву, разводя ее руками. Роса моментально намочила кожу между ремешков, но это было даже приятно, чувствовать прохладу. Трость переливалась на солнце, играла всеми цветами: от белого в розовый и голубой, а от него — обратно. Ти не взял с собой книги (мальчик, который выходит на природу с книгой выглядит невероятно странно и подозрительно, не правда ли?), но стихотворение, которое было у него одним из любимых, он успел запомнить наизусть. И он зашептал, чтобы было слышно ему одному.
«В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?»
Солнце висело точно над головой, поэтому тень мальчика пряталась под ногами. Ти заметил краем глаза движение, пригнулся, чтобы не выдавать себя и двинулся на источник шума. Со стороны он выглядел, наверняка, очень смешно, а трость сиянием перламутра на солнце выдавала его.
Но шум прекратился.
Ти замер, продолжая шептать.
«Где таился он века?
Чья нашла его рука?»
Отодвинув тростью высокую траву, Ти увидел покемона: желтого, как пламя, он словно полыхал под солнечными лучами, а монета во лбу горела ярче всего. Это был мяут, который выглядел несколько иначе, чем фотография в дексе: шесть яркая и неровная, а мордочка хитрая-хитрая. Грифона не было рядом, поэтому, попытавшись улыбнуться, Ти вытащил сафарибол — других не было, хоть это и означало, что покемон в конце дня окажется у вожатого.
Покемон обошел покебол вокруг, и покорно дал себя затянуть внутрь. Тони выдохнул: в этот раз вышло легче, некоторые покемоны оказывались упрямы, его нетвердая рука способна промахнуться. Но в этот раз все случилось быстрее. Даже... Удивительно. Он быстро учится, переписывая свою личность заново. Может, он был знаменитым тренером, а у него амнезия? Упал в Лавендерской Башне... Это было самым простым, хотя и не правдоподобным объяснением.
Нужно поймать еще кого-нибудь.

Когда Грифон спустился к нему и поинтересовался, кого он поймал, Ти не успел открыть рта, как из сафарибола возник мяут, а затем кот начал тереться о лодыжки.
— Кажется, ты ему нравишься.
— Я...
Их тени по-прежнему прятались на земле, но тень котенка была густой, растягивалась под ним.
— Определенно, Ти, — мяут махнул в сторону птицы лапой, и Грифон отстранился. — Чудная киса для чудного мальчика.
— Кто бы говорил.
Это было странно... Тени. Тени в воспоминаниях ползли по полу, теряли форму, а после приобретали вид литлена. Глаза горели, а тело меняло форму. С другой стороны кот был похож на персиана черного цвета, и Ти на протяжении дня всегда подставлял для кота ладонь.
Тот вился за ним весь день, то потираясь о ноги, то лизал в щеку. Ти поймал еще одного мяута и пиджи в тот день — второй кот был уже совершенно обычным. Если бы не ограничение в одного покемона-напарника, Тони с радостью взял бы мяута с собой.
Завечерело.
Пора было возвращаться в лагерь, и Ти, как и вчера, отдал сафарибол вожатому. Ему было жаль мяута, но таковы правила. Еще он отдал птицу, которая не сразу попалась, с Грифоном позднее состоялся отдельный разговор.
Достав книгу и приготовившись ко сну, Ти открыл страницу с большим котом, так напоминающим Райко, представителя кошачьих. И стал читать под лучом фонаря.
«А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной...»
Воздух в палатке будто стал густым и вязким, а костер на улице потух.
Ти выдохнул и закрыл глаза.
Этого... Не происходит.
Холод каменных стен, гобелены, тень вьется по лестнице и крутится у ног Рыцаря. Тень принимает форму кота, и готова драться за Рыцаря, помогать ему, чтобы под этой маской растаял лед.
Он протягивает руку, косается колючей шерсти.
Тень обволакивает ее, он погружается...

Утром Ти обнаруживает рядом с собой котенка. Мяут сопит, выглядит абсолютно невинным, и тревожные воспоминания, вроде ползущих к нему вечером теней, погасшем костре, рассыпаются без труда. Всего лишь очередной кошмар, говорит себе мальчик.
Кошмар, который закончился.
Он протягивает ладонь, чтобы погладить кота.
«Улыбнулся ль, наконец,
Делу рук своих творец?»
[/more]

спрайт silver

Город L эвакуируют спустя несколько дней.
(Время здесь теперь течет по-особенному, будто густо втягиваясь через соломинку.)
Это происходит по инициативе Джонатана, но с помощью твоих покемонов. Благо, у тебя их достаточно.
Несколько дней — это двое или трое суток, и процесс тянется на удивление спокойно. Местные собирают вещи, рюкзаки туристов уже за спинами. Остаются только покемоны.
Это разрывает сердце, но чей-то электрайк долго бежит за автобусом, и юный тренер смотрит в заднее стекло. Он обещает вернуться, обязательно вернуться за псом, а тот все бежит, рассыпая искры вокруг, гавкает.
Из соображений безопасности — объясняет Джонатан, а его лицо не выражает эмоций, он лишь рассматривает планы окрестностей. Где-то там потревоженное зло, и они должны ликвидировать его.
Ценой всего.

Местная сестра приходит в пустующую гостиницу, где вы склоняетесь над картами местности и набросками ходов сражения. Ничего особенного, но твои покемоны опытные, не один год сражались с тобой спина к спине. Ты уверен в их силах, они сделают все возможное, чтобы это прекратить.
От сестры пахнет каким-то сладким флером целительных приемов, ее халат измазан сажей, а руки исцарапаны сухой травой: покемоны из леса возвращались на руках тренеров в удручающем состоянии. Она говорит, что хочет обо всем узнать. И она — с запавшими щеками, хрупкая, вся в пятнах пепла — имеет право на эту правду. Свою цену она заплатила, и это может помочь другим.
Но Джонатан — потухший, молчаливый, бормочащий, словно старик, себе под нос, явно не горит желанием доверять каждому. Он говорит рубленными фразами, ты смутно понимаешь, что посылает сестру к тем тренерам, которые оказались на месте пришествия Гиратины самыми первыми.

Местные успели взрастить слухи, что от них остались лишь тени. Или души, словно покемоны-призраки, скитаться обречены вечно. Сгустки эти фиолетовые, вроде гастли или рваных лохмотьев шаппет. И они останутся в городе L, будут обманом подводить людей в горах к обрывам.
«Что ж, — обращаешься ты к Джонатану. — Город теперь — это обитель слухов в мистическом ореоле, и чтобы отмыть этот след, придется потратить не один год».
Джонатан поворачивается к тебе и заглядывает в глаза.
«При могуществе Гиратины, — облизывает губы, а пальцы его дрожат, — я бы сказал, не в этой жизни».
В его глазах — лед, и кожу твою искалывают мурашки.

Центр региона — огромный мегаполис, клиника обещает исцелить любые болезни, не важна их природа. Но на этаж, где лежат доблестные тренеры, не пускают никого. Родственники и покемоны понуро подпирают своими фигурами стены больницы, как статуи. Им не объясняют ничего, но Джонатан предупреждал, что так и будет.
Сестра накидывает чистый халат, закрывает повязкой лицо и заныривает под полиэтиленовый полог над кроватью.
Людям мало известно о таких полумистических покемонах, о легендах, приходящих раз в сотню лет. Гиратина в диапазоне своего типа не могла быть легким и предсказуемым противником.
Тела тренеров были будто не тронуты, просто... Теряли плотность. Краски выцветали, а само туловище становилось прозрачным. Сначала призрачный загар въедался вуалью в лицо, руки. Покраснение, затем, короткий промежуток просветления. Будто ничего не происходит. Затем финальная стадия, и кожные покровы чернеют. Отмирают, становятся чем-то потусторонним, если хотите. Проклятье Гиратины — забирать за собой, а людская фантазия часто предсказывает жестокую реальность.
Один из тренеров тянется к сестре: узнал, кажется, вы же моего смиргла, шепчет бесплотными губами. Она берет его пальцы в ладонь, а они проходят насквозь.
Слезы щиплют уголки глаз, но она не позволит себе.

Джонатан заканчивает рассказ о последствиях для тех, кто столкнулся с Гиратиной лицом к лицу, без подготовки и защиты.
Привкус пепла у тебя во рту не дает ничего ответить, приходится промочить горло грибной настойкой.
Настойка дивно крепкая, но она держит четкость сознания. Реальность вокруг не смазывается, вещи не текут в пространстве.
Джонатан предпочитает ягодную: маленькими порциями он пьет ее довольно часто, и тебе приходится подбадривать его. Хлопнуть по плечу, поправить кривой узел платка, можно рейкемона почесать по шерстке, чтобы он заметил.
Он изменился, это наложило определенный отпечаток: из светящегося дружелюбием стал хмурым, потрясенным и очень печальным. Следы прежних первых улыбок растворились на лице, и сейчас на нем маска мученика. Он похож на своего покемона — они умеют прятать истинные эмоции, притворяться кем-то другим. И Джонатан сейчас носил маску своего покемона.
«А мы?»
Ты спрашиваешь без особой надежды, но с уверенностью, что пойдешь с Джонатаном до конца.
Ценой всего.
«Нас ждет другое, медленное и не менее разрушительное. Будет расти внутри, пока...»
Перед взглядом представляется кожа в лиловых прозрачных пятнах, выпавшие волосы и бесцветные ногти.

Ваша последняя встреча с Джонатаном происходит возле статуи пикачу в комбинезоне. Выцветший мышонок — популярный персонаж мультфильмов и видеоигр смотрится нелепо в лучах скупого солнца. По-осеннему душно.
После победы над Гиратиной прошло некоторое время, оно все еще протекает для вас с Джонатаном иначе, а пустующий город L затапливает светом: осторожным, болезненно-желтым, но светом. Столб дыма плавно растворялся по воздуху, его еще можно различить; а ведь отсюда до места битвы не один десяток километров.
Неужели это конец?
Ты замечаешь седину на висках Джонатана, между его каштановых прядей, и вроде бы должен что-то сказать: что он столько сил прикладывал, кажется, рисковал собой во время сражения, и разговаривал с этим Человеком-в-черном, а ты лишь ходил за ним по пятам, слушал указания, отправлял покемонов куда велено... Но сам Джонатан называет тебя «хорошим человеком», и если бы не ты, то ничего бы и не вышло, а Гиратина так и висела над городом, угрожая остальному региону.
Ты чувствуешь движение на штанине и опускаешь голову, чтобы посмотреть, кто это ползет, когда все покемоны в окрестностях пали жертвами проклятий?
«Как красиво, — говорит Джонатан вкрадчиво.»
На подставленную тобой ладонь забирается гусеница: маленькая копия с окрасом Гиратины. Шутка природы, о которой ничего не известно. Хотя, может, Джонатан...
Но его зовет человек в черном плаще, чтобы увести. Вы больше не имеете права встречаться.
Кровь на своем платке ты тоже от Джонатана скрываешь: тебе тоже осталось недолго, и зачем расстраивать его сильнее?
В центре обещали значки и награды за победу над легендарным покемоном, но зачем это все без него?

Человек в черном приходит и к тебе.
Льет мелкий дождь, он сам выходит на тебя, передает странного вида сверток.
На нем написано твое имя, а внутри лежат кассеты. Они кажутся немного старомодными, ведь давно есть сенсорные экраны и электронные носители. Ты хочешь спросить, не от Джонатана ли это, но фигура растворяется в стене дождя.
На записях — Джонатан, его рассказ о рейкемоне, о исследованиях, о его разгадках эволюции. Несколько кассет спустя он начинает бредить идеями о перьях, ведь перья, они...
Тебе кажется, что на записях не меньше пятидесяти лет жизни, но разве это возможно?

Ты возвращаешься в город L.
Для тебя самого несколько сюрреалистично, но серый прибор, захваченный с собой — молчит, не хрипит больше. Деревья в листьях, из травы то и дело показываются покемоны. Никаких последствий, только вот пальцы на ногах уже исчезают.
Мелочи, ты переживал и не такое.
Магазинчик с витриной из синего стекла — будто был здесь всегда — открыт, а из дверного проема показываются невиданные тебе до этих пор покемоны.
Розовые флэтчиндеры с благоухающими крыльями, радостные голубые электрайки, электрические пурлойны...
За прилавком стоит забавного вида старичок, из его кармана тянется золотая цепочка часов, и ты все понимаешь.
Ты ставишь перед ним мешок, внутри — серые, черные и туманные перья, ты снимал их горстями с покемонов после боя с Гиратиной.
Больше в центре региона тебя ничего не держит, а призрачное клеймо с себя не смыть. В распадающемся городе L тебе самое место.
Здесь вы останетесь вместе с Джонатаном до самого конца, хоть разум его и разрушен.
Но всегда можно воздвигнуть новые стены, правда?

Выцветшая статуя мышонка — со смешными ушами, в комбинезоне, тусклая желтая — напоминала о счастливых днях. Здесь кто-то радовался первым успехам покемона, кто-то торговался со стариком в синей одежде за перьевого Зекрома. Смех привычно смешивался с ароматом чая, лес шумел вдалеке: прозрачный, уютный, рассказывающий свои истории на просторном пастбище. Лидер стадиона водил экскурсии к лаборатории и сидел на лекциях, где совсем юные тренеры слушали более опытных. Шорох страниц перебивался только шелестом перьев: их считали, ими обменивались, их дарили и снова носили в магазинчик с витриной из синего стекла.
Теперь статуя мышонка покрылась сеткой трещин.
Солнце захлебнулось в облаках, затопивших небосклон по самый горизонт. Облака сыпались пеплом, черный дым цеплялся за верхушки елей и сосен — деревья тоже меняли свой цвет. Город внезапно забыл, как дышать жизнью, потух, стал неразделим с пеплом под ногами.
Сколько прошло? Дни, месяцы?
Дикие покемоны в окрестностях попрятались. Говорили, что ушли до следующего города — в сторону R, или того, что мрачен, а дождь там сливается в небоскребы, впитывается в асфальт, но у этого города есть защитник.
У города L — нет никого.
Пепел кружится мелкими хлопьями, напоминающими снежную хрупку. Только на ладонях хлопья превращаются в сажу, мажут серым, напоминают о гибели. Нет ни воя сирен, ни паники. Страх сковал всех туристов, покемоны угрюмы, молчаливы. Состояние их ухудшается после визита в пепельную рощу — они выпадают из реальности, засыпают самым крепким сном. Покецентр переполнен: ни врачи, ни медсестры не справляются. Покемоны-целители остаются на ночь у постелей. Аромат кофе щекочет ноздри, перекрывая запахи лекарств.
Стены покецентра выкрашены нежно-голубым.
Лидер раздает кофе на улице, фонари разбавляют маслянистую темноту. Там, начинают ходить у выживших слухи, среди облаков, в бездне глубокой — клокочет что-то, светится ярко, и кожа тренеров покрывается загаром, если смотреть на это создание слишком долго.
Мурашки усыпают руки.
Жутко становится, пусто. Одинокая патрульная машина скрывается за углом. Оранжевый огонек арканайна на переднем сидении тлеет последней далекой точкой.
Чашка кофе в одной, в другой — прибор. Загадочный, неясно откуда он взялся. Прибор тихо похрипывает, и звук этот со временем нарастает, становится четче. Так звучит угроза, неясная гибель. Как смертельная волна во время цунами. Хруст, хруст. Прибор не умолкает, этот звук, это эхо катастрофы повсюду. В покецентре, под фонарями, в лесу, где пожухла трава.
Жутко, пусто, зябко поежиться можно.
Города нет, и если свернуть с главной улицы, точно наткнешься на пидавов или пиджи кверху лапками. Тех, что помладше сюда не пускают — огородить пытаются, отсрочить неизбежное. Потом на пустых улочках, ближе к скоплениям оказавшихся в плену людей, приходят они. Электрайки, блеклые и взъерошенные, хондары, больше не кажущиеся такими зловещими... Теперь они выглядят печальными, напуганными. Почены воют где-то в стороне широкого пояса леса. У псов холодные носы, жалобные взгляды. Они просят объедки, крошки, рады каждой ягоде.
У города нет больше ни красок, ни звуков, тени проглотили сами себя. Теперь только шуршание пепла под ногами, боязливый шепот и глухой шум прибора, оседающий в памяти.
Говорят, что конец света выглядит именно так. Только смешной мальчишка с подтяжками готов с этим поспорить.
Он подходит к тебе и дергает за рукав.
— Мы должны, — твердо говорит он, — узнать правду.